Затем останется мне только еще сказать вам, что Лиров, примкнувши к Голубцовым, по-видимому, не навлек на них, как опасался, гнева потешавшейся доселе над ним судьбы; неукротимая, своевольная и своенравная, шаловливая, причудливая и всемогущая обратила, видно, потешный самострел свой на кого-нибудь иного, выследила себе другую погремушку, другого бедовика и, как казалось, причислила доброго Евсея по сказкам своим к семейству Марьи Ивановны, на котором, видимо, почивала благодать божия. По крайней мере все они доехали до Малинова без всяких лирических похождений, а новый председатель палаты, человек, вникнувший во все дела с беспримерною в летописях Малинова прозорливостью и самостоятельностью, прочитывая от начала до конца не одно бесконечное слушали и приказали, часто спрашивал у советника: «Да скажите, Петр Петрович, кто же у вас писал, например, этот доклад?» и на ответ: «Это бывший чиновник гражданской палаты Ли-ров», – продолжал, пожимая плечами: «Странное дело, что вы этого человека не умели удержать, тогда как теперь некому сделать даже и самой простой выписки из журнального постановления, а приходится поневоле рассылать во все места точные с них списки толщиною в целую десть!»
Поэтому Лиров не успел прибыть в Малинов, как председатель навестил его сам, расспросил подробно обо всем и предложил ему место секретаря в палате, присовокупив, что ожидают со дня на день новое положение о преобразовании палат, по коему жалованье Лирова должно было значительно возвыситься. Благодетельное постановление это, как всем нам известно, действительно состоялось, и Лиров может теперь жить в Малинове не местом, а жалованьем.
Предоставляю читателям потешаться мысленно истинно достойным любопытства удивлением малиновцев, их шумными и нестройными возгласами, невольно напоминающими гагаканье, гусиного гурта на столь знаменитом малиновском базаре. Слышите ли при этом победоносные клики тех, которые все это пророчили, и знали, и видели наперед? Слышите ли гул извинений и оправданий тех, которые сомневались, спорили и не верили? Слышите ли также этот средний резкий голос вестовщиц и вестовщиков, которые не спорят о прошедшем, потому что заняты донельзя и набиты от пяток по самое темя будущим и настоящим? Да, друзья мои, все это шло и прошло своим чередом; все наконец свыклись с нежданным оборотом дела, потому что старое уже не может быть новостью; языки поуспокоились или пошли выплетать каймы да оборки к новым слухам и новостям – и дела пошли опять своим чередом и порядком.
А чтобы не упрекнули меня, будто я умышленно набрал и выставил у позорного столба каких-то уродов и чудаков и выказал одну только слабую сторону города Малинова, я опять-таки ухвачусь за притчу неоцененного для меня Корнея Власовича Горюнова:
«Кочка видна по дороге издали, мечется в глаза поневоле и досаждает всякому; а по гладкой дороге пройдешь – и не спохватишься, что пришел»!
Впервые – «Отечественные записки», 1839, том 3, кн. 5, за подписью: В. Луганский.
Бочка Данаид. – Данаиды – дочери аргосского царя Даная; по сказаниям древних греков, в наказание за убийство своих мужей были обречены в преисподней на вечную бесполезную работу – наполнять водою бездонную бочку.
Гражданская палата – губернская инстанция гражданского суда.
Для того чтобы проститься (формула уведомления об отъезде; франц.).
Сидящий верхом на передней лошади при езде цугом; то же, что форейтор.
Академический календарь – «Месяцеслов… сочиненный на знатнейшие места Российской империи в СПб, при имп. Академии наук».
Медок, лафит (названия вин; франц.).
Высшего качества (франц.).
Килиан Конрад – лейпцигский профессор медицины, автор многих трудов. В 1810 году был приглашен в Петербург в качестве врача-консультанта при Александре I и здесь через год умер. Полное название его лечебника: – «Домашний лечебник, или Обстоятельное и ясное показание, как во всех опасных, скоропостижных и хронических как наружных, так и внутренних болезнях, при отсутствии врача, можно подать нужную помощь и посредством одних домашних средств и диеты; сверх того, как поступать касательно предупреждения болезней и хранения своего здоровья, и проч.» («Соч. Килияна; пер. с нем. Петр Бутковский, СПб., 1823 г.»).
ЕнгалычевПарфений Николаевич (1769 – 1829) – автор лечебника (1799 г.), пользовавшегося большой популярностью и неоднократно переиздававшегося. Полное название: «О продолжении человеческой жизни, или Домашний лечебник, заключающий в себе: средства, как достигать здоровой, веселой и глубокой старости, предохранять здравие надежнейшими средствами и пользовать болезни всякого рода, с показанием причин и лекарств, почти всюду перед глазами нашими находящихся, составленный из лучших отечественных и иностранных писателей кн. Парфением Енгалычевым».
Для любопытных я храню донесение это в подлиннике. (Прим. автора.)
Евсей Стахеевич, конечно, никогда не ожидал, что через несколько лет после этой скромной думы, собственно ему принадлежащей, явится столь знаменитый поборник разговорного языка. […знаменитый поборник разговорного языка… – Это примечание отсутствует в журнальном тексте. Подразумевается здесь известный в первой половине XIX века реакционный журналист О. И. Сенковский, писавший под псевдонимом Барон Брамбеус. Он усердно пропагандировал введение разговорных элементов в литературный русский язык и чрезмерно ими уснащал собственные произведения. В 1835 году Сенковский выступил в редактируемом им журнале «Библиотека для чтения» (том 8, кн. 1) со статьей-фельетоном, где в острой полемической форме ратовал за разговорный литературный язык. Статья называлась: «Резолюция в челобитную сего, оного, такового, коего, вышеупомянутого, вышереченного, нижеследующего, ибо, а потому, поелику, якобы и других причастных к оной челобитной по делу об изгнании оных, без суда и следствия, из Русского языка».